В попытках дальнейших копаний, на ум приходит 2004 год — кажется, тогда любой крик окончательно сошел на нет. Вспоминается уход Джона Пила, всегда ценившего искренность и души не чаявшего в незамысловатой, но яркой песне Undertones «Teenage Kicks». Вспоминается последний альбом Эллиотта Смита — предсмертная записка, доказывающая, что кричать по-настоящему можно и не повышая голос. Вспоминается слово «эмо», прижившееся как раз примерно в это время и, из-за кучки отвратительных артистов-позеров, заклеймившее любую настоящую эмоциональность. Рок уже тогда совсем перестал быть «музыкой протеста» (и слава богу!), но и панк к тому времени растерял последние крохи взбалмошности (это, конечно, не относится к хардкор-сцене, которая, к счастью, во всей этой канители не участвует). Можно привести в пример погрузившихся в экспериментальность Liars. Или mclusky, которые распались в самом начале 2005-го, после того как попытались дать отчаянью новую форму, выразить его в бессмысленно-двусмысленных фразах, полных безжалостного цинизма, но были отвергнуты большинством слушателей, потому что перестали быть такими смешными, как раньше.

Тогда же почти все, кто раньше был на фронте «дай бой попсе!», смирились с существованием поп-музыки и даже сингл ненавистной Бритни Спирс «Toxic» получил множество положительных откликов от недоброжелателей в прошлом (я, кстати, тоже считаю, что сингл отличный). Ok, вот они какие, двухтысячные: мы видим, как поп, рок, инди, шминди, фолк, психохрень, прог, лебедь, рак и щука — все они вместе вступили на одну дорогу общего поп-арта. И это все прекрасно, за этим интересно наблюдать, но, надо сказать, ожидание чуда от громадной компании работающих ради одной цели музыкантов и продюсеров (то есть, ради создания чего-то радикально иного) затянулось и превратилось в невероятную скуку. Нельзя при этом утверждать, что такого не было раньше — всегда артисты старались прыгнуть выше головы. Сейчас у них куда больше возможностей для этого: инди-лейблы с радостью примут новаторов, журнал Wire посвятит им два разворота и обложку, а ставшая целиком доступной с помощью интернета история любой, даже самой неизвестной и странной музыки, создаст им для этого необходимый базис знаний. При всех этих положительных чертах, не хватает одного главного элемента — контраста. Из-за его отсутствия, все попытки обновить художественные формы превращаются в бессмысленную возню. Не хватает, собственно, крика, — доказательства того, что эти формы могут передать наболевшее и разломить закостеневшее.

Любой современный тренд мог бы стать атомной бомбой, но упирается все в давний разговор об отсутствии героев, о замене тотемов на маленькие тотемчики и о раздробленности поп-культуры (как мейнстримовой, так и альтернативной) на сотни мелких лагерей, феодальных участков. Можно эту тему развить и сказать, почему герои пропали — потому что погрузились с головой в пресловутую форму, в тщеславный интерес к статусу первопроходцев и, да-да, разворотам журнала Wire. Не хочется перечислять примеры из прошлого, их самим найти вам будет не сложно, но, по сути, почти все масскультовые персонажи редко отличались особенностью звука, не изобретали велосипедов, а вступали уже на подготовленную другими почву, орошая ее силой своей, если угодно, личности. У некоторых и вовсе звук был не выдающийся, аранжировки никакие, а сама музыка без напора личности была бы простой пустышкой. В то же время, в том, что именно они говорили, тоже не было ничего нового — проблемы человека не менялись веками, они лишь трансформировались через разные эпохи и наверняка сегодня есть такой язык, который будет близок и понятен современному миру; а человек, которому удастся прорваться через все ограничители в голове и закричать на этом языке, несомненно, смог бы стать тем самым долгожданным героем нашего времени. Крик в данном случае, это, как уже говорилось, не повышение голоса, а способность пробиваться сквозь ментальные препятствия и высказать наболевшее, указать на какие-то проблемы, ни разу не слукавив.

Зайдите в livejournal-сообщество best of 2006 и посмотрите, какие альбомы в этом году считаются лучшими — вы увидите громадную разницу между каждым списком и не единого пункта, который несколько человек могли бы одновременно назвать номером один. В то же время, там можно найти целый ворох интересных имен, замечательных открытий и прочего подобного. Только вот без видимого контраста все это превращается в однородную гущу, в скуку — страшнейшую вещь, способную разрушить абсолютно все вокруг. Как тот самый фильм Джармуша, только без момента, где все хором повторяют «I scream-o, you scream-o, we scream-o for ice cream-o!», а исключительно с монотонной высокохудожественной занудностью.

Многие уверены в том, что проблемы музыки кроются в победе файлообмена, в том, что теперь любой исполнитель может обеспечить себе дистрибуцию к любым ушам, и что в получившемся Вавилоне вычленить что-то особое невозможно. Хватит себя обманывать — это не так. Настоящий крик легко прорвался бы и через это, в конце концов, раньше герои прорывались через стену мейнстрима, возведенную мейджорами и масс-медиа, а это, без сомнения, было сложнее. Вообще, тщетна любая попытка сказать, что обеднение музыки связано с чем-то техническим. Крик прорвался бы и через паутину файлообменников, и через звуковые и частотные ограничения mp3-плееров, через любой стандарт — но только если разум кричащего сможет быть вне этих стандартов. Правда, стоит сделать поправку на один по-настоящему отвратительный момент — на распространяющуюся технологию Loudness War (о которой внятно рассказано в этом ролике на YouTube), которая делает и без того не очень живую музыку еще больше бездушной, но, благо, ее использование пока что нешироко.

Так в чем дело? Почему бы не закричать, допустим, Аманде Палмер из >Dresden Dolls, у нее же это почти получилось в песне «Perfect Fit» на self-titled-альбоме 2004-го года. Почему замолк Тим Кашер из Cursive, который в 2003-м году на «Ugly Organ» был близок к вершине, как никто; смог лирически устроить настоящий погром, но не оставил от этого ничего на свежем «Happy Hollow». Почему музыка проекта Burial, при всей своей устрашающей пустоте и точности передачи атмосферы, если и кричит, то только приглушенно? Почему бы не закричать режиссеру Терри Цвигову, чей последний фильм «Тайны школы искусств» (Art School Confidential) открывает глаза на современное искусство (и на музыку легко проецируется), но при этом ничем не ошеломляет? Почему вообще любая попытка закричать заканчивается криком сдавленным и приглушенным, запинкой о непонятный ограничитель в голове, вселяющий страх, что если еще громче — то будет нехорошо? Непонятное «нехорошо» — оно как рефлекс, к которому приучили электрошоком, будто Алекс из «Заводного апельсина», которого против воли лишили стремления к ультранасилию. Почему этот текст, написанный в попытке указать на воцарившую скуку и дать ей бой, — и его не получается написать так, чтобы изложенная в нем мысль была кричащей, ясной и «взрывающей мозг» читателя?

Или вот вспомним Сергея Шнурова, который когда-то был тем самым крикливым безобразником, потом спел «когда нет денег — нет любви», а сегодня говорит «деньги есть — но нет любви» на абсолютно не впечатляющем альбоме «Бабье лето», сделанном, как сам говорил автор, «чтоб поржать». Взяв две цитаты в одно несложное уравнение, причину этой тишины найти очень легко, и, конечно, окажется, что дело совсем не в деньгах, а в том, за что можно и клеймо «эмо» схлопотать. Ну и в скуке.

MP3:

Несколько упомянутых в тексте песен:
Hot Chip «No Fit State»
Dresden Dolls «The Perfect Fit»
Elliott Smith «King’s Crossing»

Попытки крика за последние пять лет:
2002. The National «Available»
2003. Cursive «Art Is Hard»
2004. mclusky «You Should Be Ashamed, Seamus», «Support Systems»
2005. Transistor Transistor «Black Cat»
2006. Forget Cassettes «Quiero, Quieres»

Рисунок: Misha Gordin, «Shout 7» (1987), из серии концептуальных фотграфий «Shout».